В предыдущей публикации, где была предпринята попытка структурного анализа причин, по которым в начале XXI века постсоветская Россия превратилась в Россию неосоветскую (в просторечии – путинскую), было использовано образное сравнение страны с подводной лодкой. Которая, провалившись в океанскую впадину, достигла дна, легла на грунт и имеет перед собой два варианта ближайшего будущего: или продуть цистерны главного балласта и попытаться начать медленное всплытие – или, ничего не продувая, продолжать оставаться в неподвижном состоянии, ожидая, пока давление воды не расплющит её титановый корпус в лепёшку.
Комментируя эту метафору, какой-то читатель, обладающий, по-видимому, изрядным чувством юмора, написал, что лечь на дно – это ещё не предел, поскольку всегда можно, открыв аварийно-спасательный выход, начать закапываться в грунт вручную – было бы только желание и приказ капитана.
Как говорится, это было бы смешно, если бы над этим хотелось смеяться. Однако смеяться не хочется – места для юмора, в том числе и чёрного, практически не осталось. Остались – страх каких бы то ни было перемен (у подавляющей части населения неосоветской России) и страстное желание, чтобы эти перемены наконец-то начались (у явного меньшинства). При этом первые категорически не желают что бы то ни было предпринимать, по российской традиции надеясь на пресловутый "авось", который, дескать, "сам вывезет", а вторые не видят возможности что бы то ни было делать, поскольку не верят в собственные силы и не чувствуют, что тупиковую ситуацию вообще можно изменить. Стоит ли лишний раз говорить о том, что вторые презирают первых, именуя их разными обидными кличками вроде "быдло", "ватники" и "портянки", а первые люто ненавидят вторых, никогда не упуская возможности высказать рекомендацию: "Если не нравится, валите отсюда на хрен, пока граница открыта!" Давая при этом понять, что скоро будет поздно и валить.
* * *
Если попробовать определить одним словом то место, в котором находится Россия по состоянию на конец декабря 2018 года, то это слово будет – существительное женского рода из семи букв, первая из которых "З". А если кто-то возразит, что правильное слово должно быть хотя и женского рода, не из семи букв, а из четырёх, и начинаться не на эту букву, а на ту, которая ей предшествует, – я возражать не стану, поскольку возражать на это невозможно по определению. Так что оставим в стороне лингвистические споры.
Ситуация в стране не просто очень плохая – она катастрофически плохая. За девятнадцать лет правления гэбистско-воровской режим разрушил в ней все институты государственного управления, отменил все законы и ввёл вместо них привычные его главарям понятия. По сути, не будет особым преувеличением сравнить нынешнюю Россию с одной огромной уголовной зоной, населённой ста с лишним миллионами зэков и вертухаев – мужиков, придурков, оперов, кумовьёв, цветных, шерстяных, мамок, нянек, козлов, петухов и прочей фауны, у которой нет ни малейшей возможности чувствовать себя не скотиной, а людьми. Поскольку люди так устроены, что жить в скотских условиях не могут, а если в такие условия попадают, то неизменно деградируют, превращаясь в то самое пресловутое быдло – или, если угодно, в пипал, который хавает, что в миску положат, и хлебает, что туда же нальют.
Ныне этот процесс происходит с ужасающей скоростью.
Как следствие, возникает закономерный вопрос: что будет дальше? Каким может быть развитие событий в самое ближайшее время – хотя бы в следующем году?
Давайте попробуем проанализировать наиболее вероятные сценарии.
* * *
Как и всегда в русских народных сказках, вариантов имеется три. Их можно условно обозначить как очень плохой, не очень плохой и довольно неплохой.
Вариант первый. Очень плохой
Правящий в России режим продолжит линию тотального "завинчивания гаек" во всех сферах общественно-политической жизни. Репрессии против недовольных переходят от индивидуальных к массовым. Сажать в тюрьмы и концлагеря станут не только за выход на площадь с одиночным пикетом или за оппозиционные публикации в соцсетях, но и за чтение и пересказывание знакомым таких статей, как эта. Не говоря уже об их написании и публикации. Если получится вырубить Интернет – вырубят. Если не получится – прижмут тех, кто его раздаёт, чтобы те вырубали сами. При этом экономическое положение подавляющей части населения будет неуклонно ухудшаться, но главарь режима не будет обращать на это никакого внимания, реагируя на отчаянные просьбы холопов о помощи на манер карманника Кости Кирпича: "Гы!.. Кошелёк-кошелёк... Какой кошелёк?.." – и нагло ухмыляться, пялясь в объективы камер при какой-нибудь очередной "прямой линии" царя с народом. То есть – чтобы не тратить далее место и время – гэбистско-воровской режим из авторитарного превратится в тоталитарный – со всеми вытекающими их этой трансформации последствиями, окуклившись в пределах контролируемой им территории и ощетинившись хохочущими "Искандерами" и чудовищными "Арматами".
Вариант второй. Не очень плохой
Подразумевает пролонгацию ныне сложившейся ситуации ещё на какое-то время вперёд – на год, на два – на сколько получится. Ключевое слово – как и прежде – "стабильность". Репрессии остаются выборочными, не перерастая в откровенный террор. Границы по-прежнему открыты. Кому не нравится – никого не держим. А если кому не нравится, но ехать некуда и не на что, – сидите тихо, чирикайте в своих твиттерах-шмиттерах и в мордокнигах, но только на улицу не вылезайте. Иначе – убьём. Экономика стагнирует, начинается продовольственный и промтоварный дефицит, хотя и не тотальный. Топливо распределяется по карточкам (бензин мгновенно исчезает), налоги стремительно растут. Кто не согласен платить – отключаем свет, газ и воду. Параллельно проводится "конституционная реформа", отменяющая сам принцип выборности верховного правителя, который провозглашается пожизненным упырём царём. Дальше – всё как у литератора Сорокина в антиутопии "День опричника" / "Сахарный Кремль". А за чтение таких книг – пятнадцать суток или двести тысяч штрафа.
Вариант третий. Довольно неплохой
В один из ясных весенних (например) дней происходит – как говорят в подобных случаях в Одессе – нечто особенное. Вдруг, откуда ни возьмись, появляется слух о том, что генералиссимус-то наш, чувачки, на коду похилял. (Это – незакавыченная цитата из Василия Аксёнова, если кто не в курсе.) Тут же следом изо всех квартирных радиоточек и уличных матюгальников начинает литься Шопен пополам с Чайковским. Или, напротив, из включенных зомбоящиков – балет "Баядерка", столь милый сердцу конспиролога-провокатора Станислава Б., – в качестве альтернативы набившему всем оскомину "Лебединому озеру". В первом случае юные троглодиты, появившиеся на свет уже после эпохи исторического материализма, узнают, наконец, что означает выражение "гонки на лафетах", о котором они, быть может, слышали от своих родителей. Во втором – генерал армии Виктор Андреевич Панев, материализовавшийся со страниц кабаковского "Невозвращенца", въезжает в Кремль на белом танке и провозглашает политику "радикального выравнивания" и "восстановления попранной социальной справедливости". О том, какими методами эта политика будет проводиться, каждый из вас может составить собственное представление, перечитав книгу, из которой данный генерал взялся.
Дальнейшее возможное развитие событий лежит за пределами возможностей творческой фантазии автора.
* * *
Вполне естественными представляются два вопроса:
– какова вероятность осуществления каждого из трёх описанных сценариев?
– по какой причине автор именует третий вариант "довольно неплохим", если по описанию он выглядит не менее ужасным, чем первый и второй, вместе взятые?
Что касается вероятности первого, то она представляется не особенно большой – процентов десять, может быть пятнадцать. Почему? Прежде всего, потому, что для его осуществления у этого режима нет реальной возможности. Нет отлаженных механизмов. Нет абсолютной готовности нижестоящих вертухаев исполнять любой приказ вертухаев, сидящих выше. Нет того задора и энтузиазма, который был у исполнителей во время сталинского Большого террора 1937-1938 годов. Но самое главное – то, что каждый из тех, кто сейчас находится на вершине властной пирамиды, хорошо понимает, что массовый террор, стоит его только начать, очень скоро выйдет из изначально определённых для него границ и начнёт пожирать своих устроителей. Ведь именно так было при Сталине, точно так же было и при Пол Поте. И справиться с этой его особенностью невозможно.
Вариант второй вероятен в гораздо большей степени – процентов пятьдесят, если не все шестьдесят. Причина проста – эпоха путинского Отстоя, являющаяся прямым логическим продолжением брежневской эпохи Застоя, не предполагает никаких резких движений ни в какую сторону, она рассчитана исключительно на самосохранение – и как можно более длительное. Брежневский Застой, начавшись вскоре после XXIII съезда КПСС в 1966 году, растянулся на два десятилетия (последовавшая за смертью Брежнева в 1982-м непродолжительная андроповщина являлась частью Застоя); а после прихода к власти Горбачёва в течение почти двух лет никакой реальной Перестройкой и не пахло – всё ограничивалось бесконечным словоблудием про "новое мышление", антиалкогольной кампанией и борьбой с "нетрудовыми доходами". То есть от начала стагнации до начала её преодоления в Советском Союзе прошло ровно двадцать лет. Для справки: эпоха Отстоя, начавшаяся 31 декабря 1999 года, продолжается уже девятнадцать.
И вот в том числе и по этой причине – приближающегося совпадении сроков исторических эпох – третьему возможному сценарию следует отдать не менее двадцати пяти процентов вероятности реализации.
Скептики могут возразить, что военный переворот в нынешней России невозможен по определению, поскольку российская армия является, по сути своей, армией советской; советская же армия была инертна и предназначена только для того, чтобы заваливать своими трупами вражеские окопы в соотношении десять к одному, ну и ещё грабить мирное население покорённых стран и насиловать тамошних женщин. Что же касается государственных похорон, то прогнозировать на этот счёт вообще никогда ничего невозможно, ибо проще заниматься предсказанием судьбы на кофейной гуще или на раскиданных по скатерти бобах.
Всё это, разумеется, так. Однако в данном анализе имеются два фактора, которые делают данное допущение возможным.
Первый состоит в том, что в условиях, когда механизмы государственного управления полностью разрушены, отдельные звенья бывшей единой управленческой цепи становятся способны на проявление самостоятельности – в том числе и в совершенно непредсказуемых направлениях. Вспомните, что произошло в России в первые месяцы после узурпации власти большевиками: в некогда единой и неделимой империи мгновенно возникло неимоверное количество квазигосударственных образований, в том числе и на контролируемой самими узурпаторами территории. Это произошло по той причине, что в любой стране при наступлении смуты на поверхность вылезают всевозможные авантюристы, стремящиеся не только набить карман, но и потешить собственное честолюбие. Нынешняя же Россия приближается к смуте семимильными шагами.
Второй фактор гораздо более опасен, чем первый. Он называется – поправка на форс-мажор. То есть на внезапно возникающие обстоятельства непреодолимой силы, которые было невозможно ни предсказать, ни тем более предотвратить. Что может оказаться подобным форс-мажором для нынешнего режима в наступающем 2019 году? Всё что угодно. Например, развязанная им большая война типа нападения на остальную Украину. В этом случае события в России могут развиваться таким образом, что их не возьмётся предсказывать ни один патентованный ясновидящий. Поскольку одержать военную победу в этой войне будет, возможно, не так уж и сложно, но установить полный контроль над оккупированной территорией не удастся никогда. На захваченной чужой земле неминуемо начнётся партизанская война, которая – в отличие от той, что западноукраинские националисты вели с советскими оккупантами в 1944-1949 годах – окажется для захватчиков гораздо более серьёзным испытанием. А это, в свою очередь, будет ежедневно подтачивать и разлагать российский режим изнутри – так же, как разлагала и подтачивала режим советский Афганская война 1979-1989 года. Она же его, кстати, и добила – так же, как Первая мировая похоронила Российскую империю.
* * *
И последнее. Возвращаясь к той самой метафоре.
В знаменитом романе американского писателя Тома Клэнси "Охота за “Красным Октябрём”" (1984) прологом к основному действию является эпизод, в котором командир атомного ракетоносца "Красный Октябрь" Марко Рамиус ликвидирует корабельного замполита Ивана Путина. Делает это капитан Рамиус не по причине того, что он внезапно сошёл с ума, а руководствуясь холодным расчётом. Он знает, что Путин служит на "Красном Октябре" не только его заместителем по политической части, но также является глазами и ушами особого отдела КГБ – и, что ещё важнее, обладает полномочиями при малейшем подозрении в проявлении нелояльности убить его самого. А поскольку капитан Рамиус как раз и намеревается проявить самую что ни на есть нелояльность – изменив воинской присяге, угнать свою субмарину в Америку, – он не может позволить, чтобы ему в этом кто-то помешал.
Каким именно образом командир убивает замполита – знают все, кто читал книгу Клэнси или смотрел её экранизацию, в которой роль Рамиуса исполняет Шон О’Коннери, а роль Путина – Питер Фёрт. Это не столь уж и важно. Важно – то, что после того как корабельный врач Петров произнёс ставшие судьбоносными слова: "Товарищ Путин мёртв. Перелом шейных позвонков", – у каждого члена экипажа "Красного Октября", а не только у его капитана, появился шанс изменить свою судьбу в лучшую сторону. При живом Путине ни у кого из них такого шанса не было.
Именно по этой причине товарищ Путин был обречён на то, чтобы исчезнуть из сюжета.
