Я сидел прямо за спиной сестры Анджелы Дэвис, вдыхал лаковый запах ее пышнейших волос и чувствовал себя причастным к горнему миру. Я освобождал невинных из американских тюрем. Я прекращал ковровые бомбардировки Вьетнама. Мне виделся Сальвадор Альенде с автоматом наперевес в развалинах президентского дворца.
Мне было четырнадцать лет и это была вмененная реальность.
Она была неплоха.
В ней угнетали черных. Освобождались из-под гнета народы. В ней ворочалось всё прогрессивное человечество, взирая на мир просветленными глазами. На Кубе пели песни. "Рот фронт!" - учил я племянника. "Но пасаран!" - отвечал он и выбрасывал кулак вбок.
Но жизнь была, скорее, коридорного типа, с общими удобствами, а из кухни не вылезали какие-то типы, не пускавшие к плите.
Я сидел в Совинцентре, прямо у сцены, и у меня дрожали руки от величия того, что нам предстояло создать. По сцене двигались директора Нью-Йоркской фондовой биржи, и сумрачно вещал что-то ее президент. На Москву находил косой денежный дождь.
Солнце свободы и частной собственности поднималось из-за горизонта. Мы строили великую экономику, равную среди равных, мы отделывали ее, как социальную и рыночную, а я строил Гарвард в отдельно взятом отечестве и по ночам собирал толстый учебник. Этому мешал отчаянно воющий младенец.
Мне было тридцать три года, возраст Христа, и это была вмененная реальность.
Эффективные собственники. Креативный класс. Либеральные правители. Гуманность как ракета, пронизывающая облака.
Но жизнь была, скорее, собачьего типа, с заборами, будками, цепями и сахарными косточками, за которые грызлись знакомые псы, не пускавшие к миске.
Я сидел в студии и, готовясь к передаче, настороженно следил, как экраны собирают по кусочкам жизнь.
Там вставала с колен Русь. Там она собирала силы, чтобы отомстить врагам. Там светились наши, а чернились не наши. Там силачи поворачивали вбок потоки продовольствия, ибо не нужно им меда заморского.
И это была вмененная реальность.
Но жизнь была, скорее, землеройного типа, в ней тихо издыхала экономика, с вставленными в нее трубками и катетерами, по которым, не спеша, шествовали нефть и газ. Капали и испарялись денежки. Толстели кодексы – НК, КОАП и брат его УК. Пчелы собирали нектар и тяжелые, с полным брюшком несли его в рой.
На все это есть десять принципов Фомы.
1. Фома Неверующий
2. Фома практичный, циничный, трезвый
3. Фома, не теряющий мечтательности
4. Фома, слушающий всех
5. Фома взвешивающий
6. Фома грешный, а не непогрешимый
7. Фома, пытающийся ухватить суть
8. Фома веселый, потому что если не веселиться, то будешь печально лежать на пороге
9. Фома живущий.
10. Фома, изо всех сил вкладывающий, по библейскому преданию, персты в раны Христовы, чтобы убедиться, что он, действительно, воскрес
Да пребудет этот хитрый Фома в каждом из нас!
! Орфография и стилистика автора сохранены
